Неточные совпадения
Я думал уж о форме плана
И как
героя назову;
Покамест моего романа
Я кончил первую главу;
Пересмотрел всё это строго;
Противоречий очень много,
Но их исправить не хочу;
Цензуре долг свой заплачу
И журналистам на съеденье
Плоды
трудов моих отдам;
Иди же к невским берегам,
Новорожденное творенье,
И заслужи мне славы дань:
Кривые толки, шум и брань!
Сам Марьеновский был уже совсем седой и несколько даже сгорбленный старик, но тоже со звездой и в белом галстуке. Видно было, что служебные
труды и петербургский климат много, если не совсем, разбили его здоровье. Всмотревшись в лицо
героя моего, он тоже воскликнул...
Герой мой очень хорошо понимал, что в жизни вообще а в службе в особенности, очень много мерзавцев и что для противодействия им мало одной энергии, но надобно еще и суметь это сделать, а также и то, что для человека, задавшего себе эту задачу, это
труд и подвиг великий; а потому, вернувшись со следствия об опекунских деяниях Клыкова, он решился прежде всего заехать к прокурору и посоветоваться с ним. Тот встретил его с какой-то полуулыбкой.
Если я был счастлив когда-нибудь, то это даже и не во время первых упоительных минут моего успеха, а тогда, когда еще я не читал и не показывал никому моей рукописи: в те долгие ночи, среди восторженных надежд и мечтаний и страстной любви к
труду; когда я сжился с моей фантазией, с лицами, которых сам создал, как с родными, как будто с действительно существующими; любил их, радовался и печалился с ними, а подчас даже и плакал самыми искренними слезами над незатейливым
героем моим.
И какую неутомимость, какой железный организм нужно иметь, чтоб выдержать
труд выслеживания, необходимый для создания подобной экскрементально-человеческой комедии! 62 Подумайте! сегодня — Нана, завтра — представительница лесбийских преданий, а послезавтра, пожалуй, и впрямь в
герои романа придется выбирать производительниц и производителей экскрементов!
Он действительно бы был
героем, ежели бы из П. попал прямо на бастионы, а теперь еще много ему надо было пройти моральных страданий, чтобы сделаться тем спокойным, терпеливым человеком в
труде и опасности, каким мы привыкли видеть русского офицера. Но энтузиазм уже трудно бы было воскресить в нем.
— Не видать этого по историям-то по твоим, — справедливо заметил кочегар, и мне вдруг стало ясно, что огромное большинство книг, прочитанных мною, почти совсем не говорит, как работают, каким
трудом живут благородные
герои.
Рассчитать ли, наконец, неисправного или небойкого работника? — но завтра же другой
герой вольного
труда не допашет ровно столько же, а быть может и больше.
Мы видели, какие печальные обстоятельства встретили Бешметева на родине, видели, как приняли родные его намерение уехать опять в Москву; мать плакала, тетка бранилась; видели потом, как Павел почти отказался от своего намерения, перервал свои тетради, хотел сжечь книги и как потом отложил это, в надежде, что мать со временем выздоровеет и отпустит его; но старуха не выздоравливала;
герой мой беспрестанно переходил от твердого намерения уехать к решению остаться, и вслед за тем тотчас же приходила ему в голову заветная мечта о профессорстве — он вспоминал любимый свой
труд и грядущую славу.
— Знаю, как написать, — отвечал Хозаров и, расставшись с хозяйкою, тотчас же принялся сочинять послание, на изложение которого
героем моим был употреблен добросовестный
труд. Три листа почтовой бумаги были перемараны, и, наконец, уже четвертый, розовый и надушенный, удостоился остаться беловым. Письмо было написано с большим чувством и прекрасным языком.
Он плохо понимал время, и в его представлении все излюбленные им
герои существовали вместе, только двое из них жили в Усолье, один в «хохлах», один на Волге… Мне с
трудом удалось убедить его, что, если бы Сысойка и Пила «съехали» вниз по Каме, они со Стенькой не встретились бы, и если бы Стенька «дернул через донские казаки в хохлы», он не нашел бы там Бульбу.
Не пожелает ли он, мой
герой (просили его в письме), взять на себя
труд воспользоваться случаем и угостить своим искусством музыкальнейших обывателей города Х.?
Растопчин писал, что все с нетерпением его ждут «с остальными
героями, от злодеев холода, голода,
трудов и Тугута; что он, Растопчин, жаждет момента поцеловать его руку».
Хвала тебе, наш бодрый вождь,
Герой под сединами!
Как юный ратник, вихрь, и дождь,
И
труд он делит с нами.
О сколь с израненным челом
Пред строем он прекрасен!
И сколь он хладен пред врагом
И сколь врагу ужасен!
О диво! се орёл пронзил
Над ним небес равнины…
Могущий вождь главу склонил;
Ура! кричат дружины.
Лети ко прадедам, орёл,
Пророком славной мести!
Мы твёрды: вождь наш перешёл
Путь гибели и чести;
С ним опыт, сын
труда и лет;
Он бодр и с сединою;
Ему знаком победы след…
Доверенность к
герою!
Нет, други, нет! не предана
Москва на расхищенье;
Там стены!.. в россах вся она;
Мы здесь — и Бог наш мщенье.